«Чем больше ты вовлекаешься в инклюзию, тем очевиднее становится, сколько еще надо сделать. Но если есть желание, возможности найдутся», – считает генеральный директор благотворительного фонда «Свет» Эльвира Гарифулина. Об этом она заявила на круглом столе «Адаптация и проектирование инфраструктуры доступности в объектах культурного наследия», который состоялся 22 мая в рамках международного фестиваля «Интермузей».

На пути к инклюзии

Обсуждая с представителями музейной сферы, какие решения существуют для того, чтобы пространство музея в здании – объекте культурного наследия стало более доступным и дружелюбным для людей с ОВЗ, Эльвира Гарифулина сказала: «В 2021 году Счетная палата РФ проводила исследование доступности культурных институций. Наиболее благополучной ситуация оказалась в театрах: 30 % из них доступны посетителям с особенностями здоровья. Музеи на четвертом месте: доступность особым посетителям обеспечена только в 15 % из них. И это, на самом деле, большая проблема, потому что инклюзия хоть и не равна доступности, но невозможна без нее».

Для многих музеев, особенно тех, которые не имеют государственного финансирования, сотрудничество с благотворительными фондами – это зачастую единственная возможность совершить какие-то значимые шаги в сторону инклюзивной доступности. Однако не каждый музей понимает, зачем вкладывать деньги в эту деятельность. У Эльвиры Гарифулиной есть такой ответ на этот вопрос, который будет понятен даже людям, далеким от инклюзивных ценностей.

«Порой инклюзия почему-то воспринимается как некий аппендикс, который забирает на себя жизненные силы, – говорит Эльвира Гарифулина. –  Хотя пример таких музеев, как Третьяковская галерея и музей-заповедник Царицино, которые являются нашими грантополучателями, показывает, что за счет развития инклюзии расширяется целевая аудитория. Даже благодаря довольно простым шагам в сторону инклюзивной доступности поток посетителей реально увеличивается. А это же дополнительное финансирование музеев. Это не про отток денег, а, наоборот, про их привлечение в конечном итоге».

Еще генеральный директор благотворительного фонда «Свет» заверила, что, в принципе, возможность получить финансирование на развитие доступной среды сейчас есть у любых музеев – государственных и частных, больших и маленьких, столичных и провинциальных. Она сказала: «С 2022 года мы ежегодно проводим конкурс для российских музеев. Сначала в нем было только 18 участников, и все – из Москвы. Потом их стало 44, к ним присоединились музеи из разных российских регионов. Сейчас фонд поддерживает 75 музеев, которые развивают инклюзию».

Участники круглого стола – представители Третьяковской галереи, Музея-заповедника «Царицыно» и музея «Огни Москвы» назвали несколько основных барьеров, которые тормозят обеспечение инклюзивной доступности в зданиях – объектах культурного наследия. Это, по их мнению, барьеры эстетические, финансовые, организационные, кадровые. А Эльвира Гарифулина добавила в этот перечень еще один, очень важный, пункт: человеческий фактор. Она подчеркнула: «К сожалению, так случается, что иногда внутри музея проблемами инклюзивной доступности начинают заниматься просто отдельные заинтересованные сотрудники. Однако если нет поддержки руководства музеев, то продвигать эту тему очень сложно».

О том же говорила и методист сектора инклюзивной деятельности и гостеприимства Музея-заповедника «Царицыно» Лидия Холодкова. Она отметила: «Доступность, на мой взгляд, это в первую очередь командная работа. Когда ею занимается вся институция в целом и всё начинается с руководителей, которые поощряют эту деятельность, то даже те сотрудники, которые не связаны напрямую с доступностью, включаются в нее. И выясняется, что от них тоже очень многое зависит».  

По словам Лидии Холодковой, при планировании доступности тех или иных выставок самыми верными союзниками могут стать сотрудники выставочных отделов. Если они знают, что такое доступность, как ее можно выстроить, какие есть инструменты, что конкретно они могут сделать, чтобы представители разных целевых групп могли ознакомиться с выставкой, то в таком случае зачастую сами становятся инициаторами удачных идей.

«У нас сейчас открылась выставка уральского ювелирного искусства, – рассказывает Лидия Холодкова. – И когда она планировалась, куратор этой выставки предложила подумать про ее инклюзивную доступность. В ходе обсуждения у сотрудников выставочного отдела родилась идея: сделать тактильные станции и на них разместить минералы, из которых изготовлены ювелирные предметы, расположенные в витринах. И эти минералы можно осматривать руками. И также предоставить для тактильного ознакомления варианты обработки металлов на примерах работ студентов ювелирного колледжа». Согласитесь, эта история о том, что инклюзивная доступность может быть создана даже с помощью простых средств, имеющихся в наличии. Но начинаться она должна не в архитектурных объектах, а в головах, иначе все усилия будут напрасны.

Обращение в сторону человека

Как отметила методист отдела обеспечения и доступности Третьяковской галереи Мария Галкина, очень важно, заботясь об архитектурной доступности, не отстраниться от самого человека, от его потребностей и того, как он себя чувствует в музейном пространстве. Эльвира Гарифулина резонно предположила, что в уязвимой ситуации может оказаться каждый из нас, например, сломав руку или ногу, и тогда доступность учреждений культуры тоже будет важна для качества его жизни.

Ведущая круглого стола, главный редактор журнала «Проект Россия» Юлия Шишалова продолжила эту мысль: «Действительно, мы все в какой-то момент жизни или в каком-то душевном состоянии являемся представителями того или иного “исключенного” сообщества. Скажем, ты становишься родителем маленького ребенка, и у тебя уже совершенно другое восприятие среды вокруг себя».

А Лидия Холодкова подытожила: «Нужно сделать пространство доступным не только для людей с инвалидностью, но и в принципе для всех. И когда мы делаем пространство более доступным для людей с инвалидностью, оно становится таковым и для других аудиторий, у которых есть схожие потребности».

Для иллюстрации этого утверждения Лидия Холодкова привела в пример музей-заповедник «Царицыно», на территории которого находятся более 50 объектов, в том числе семь зданий, где проводятся различные выставки. «В нашу задачу входит сделать доступным не только пространство самого музея, но и маршрут до него, – объяснила представитель музея-заповедника. – Потому что у нас есть лестницы, крутые подъемы и спуски, и важно учитывать всё это в процессе адаптации пространства. Например, у нас есть аудиогид для маломобильных посетителей по территории заповедника, который ведет от входа на его территорию до входа в музей. И он рассчитан в целом для всех групп посетителей, которым может потребоваться более простой маршрут с пологими склонами, в обход лестниц. При этом аудиогид рассказывает о музее-исповеднике и его истории. Также на разную аудиторию рассчитаны и наши сенсорные комнаты. Ими могут пользоваться как посетители с ментальными особенностями, так и мамы с детьми, которым необходимо уединиться для того, чтобы, например, покормить ребенка».

Говоря про инклюзивную доступность, нельзя не учитывать, что, к сожалению, сейчас расширяется круг людей, у которых имеются ограниченные возможности здоровья. «Мы с такими ситуациями уже столкнулись, – говорит директор музея «Огни Москвы» Наталья Потапова. – Например, недавно к нам в музей приходил молодой человек, который недавно потерял зрение. Вот для него музей стал не только познавательной, но и адаптационной площадкой. В нашем сложном здании мы с ним ходили по винтовым лестницам, и он просто учился пользоваться тростью, для него было важно пройти разные препятствия».

Организационные шаги

Эффективно организовать работу по адаптации здания музея к потребностям разных целевых групп – это, как говорится, задача со звездочкой. А если зданий у музея несколько? Например, у Третьяковской галереи сейчас только в Москве восемь зданий, как старинных, так и новых, и это – не считая закрытых на реконструкцию. По словам Марии Галкиной, один из инструментов, которые помогают музею разрабатывать доступную инфраструктуру – регулярные аудиты, которые проводятся совместно с экспертом из столичного Департамента труда и социальной защиты населения.

«Мы их стараемся проводить ежегодно, поскольку различные требования, ГОСТы, СНИПы меняются, обновляются, и тут нам важна экспертность со стороны, – говорит Мария Галкина. – После совместной работы с экспертом мы по каждому отдельному зданию тестируем доступность как с точки зрения архитектуры, так и с точки зрения программ. И по итогу таких регулярных аудитов мы формируем некую дорожную карту мероприятий. В ней отмечаем, что в каком здании, в каком пространстве, помещении нам нужно подкорректировать, поменять или полностью реконструировать».

На пользу регулярных внутренних аудитов доступности музейных пространств обратила внимание участников круглого стола и Эльвира Гарифулина. Она сказала: «Когда мы вместе с международной исследовательской компанией Ipsos проводили исследование, в которое были включены 311 музеев со всей страны, то выясняли в том числе и периодичность внутренних аудитов доступности. И оказалось, что даже среди тех музеев, которые развивают инклюзию, только четверть проводят такой аудит регулярно. Это неправильно. По большому счёту, внутренний аудит как раз и позволяет наладить и отследить динамику продвижения в этом аспекте инклюзии».

Исследование аудитории

«После каждого аудита мы понимаем, что нам предстоит очень долгая и сложная работа по адаптации наших музейных пространств, – продолжает свой рассказ Мария Галкина. – Соответственно, у нас не только сотрудники инклюзивного отдела разрабатывают дорожную карту мероприятий. Для этого мы сформировали рабочую группу по обеспечению доступности, в которую, помимо них, входят специалисты по работе с посетителями, представители инженерных и ремонтных служб, дизайнеры. Это наша внутренняя рабочая группа, но также есть и внешняя: так называемая комиссия по доступности, в которую входят эксперты – носители опыта. Например, у нас есть незрячий и есть глухой эксперты, а также эксперт с ментальной инвалидностью. Они имеют гигантский опыт работы с различными культурными институциями, хорошо ориентируются в целом в музейной инфраструктуре. Эти эксперты осуществляют внешний контроль того, что мы делаем, что есть на текущий момент и какие у нас планы. Они помогают нам в разработке различных инклюзивных программ. Приблизительно раз в квартал мы стараемся с ними встречаться и обязательно протоколируем эти встречи, чтобы потом сверяться, не совершаем ли мы какие-то ошибки с точки зрения пользовательского опыта».

Лидия Холодкова подтвердила: «Как бы мы ни были экспертны и как бы долго мы не работали над доступностью, зачастую мы можем упустить какие-то нюансы, способные повысить доступность пространства для тех посетителей, которых мы хотели бы видеть в музее. И здесь, на мой взгляд, важно регулярно собирать обратную связь. Это и анкетирование, и опросы посетителей после экскурсии. У нас волонтеры регулярно опрашивают посетителей, которые уже выходят из музея, и спрашивают у них, насколько комфортно им было, что можно улучшить, изменить.  И эта обратная связь дает нам ресурс для развития и для изменения тех нюансов доступности пространства, про которые мы могли не подумать».

О том, что обратная связь с представителями разных целевых групп крайне важна для улучшения инклюзивной доступности учреждения культуры, говорила и директор музея «Огни Москвы» Наталья Потапова. Этот музей находится в памятнике истории и культуры XVII века, то есть представляет собой ценный исторический объект. Но при этом в музее очень маленькие пространства, очень много переходов и лестниц, так что сложностей с доступностью возникает немало. Поскольку «Огни Москвы» – негосударственный музей, у него нет бюджетного финансирования на обустройство доступной среды. Тем не менее, на протяжении всех двух десятилетий своего существования музей реализует инклюзивные проекты.

«Первый проект у нас был для незрячих школьников, – рассказывает директор музея Наталья Потапова. –  И когда мы за него взялись, сразу поняли, что нужно изучать потребности аудитории. Вообще, мне кажется, начинать любой проект с изучения аудитории – это самое главное. И, в принципе, все наши проекты мы реализуем именно так».

Свой опыт инклюзивных проектов музей «Огни Москвы» отражает в издаваемых методических пособиях. Одно из пособий – «Увидеть невидимое» – посвящено адаптации музея для слабовидящих посетителей. «У нас была большая команда экспертов из слабовидящих людей, с которыми мы обошли много музеев, много общались, пытались понять их потребности, проблемы, – вспоминает Наталья Потапова. – Это было непросто, потому что люди иногда считают, что не нужно озвучивать свои проблемы. Но мы попробовали их выяснить».

«Большой акцент мы сделали на свете в музее, – поясняет Наталья Потапова. – Эта тема нам близка, поскольку музей занимается именно освещением.  Мы поняли, что правильно поставить свет в музе, чтобы адаптировать пространство для слабовидящих людей, намного важнее даже, чем для широкой аудитории. Есть определенные нормы, при которых слабовидящие люди хорошо ориентируются, но при этом есть нормы музейного освещения, поэтому появляются противоречия, но если всё делать грамотно, с этой проблемой можно справиться. Всё это описано в методическом пособии».

Альтернативные решения

Если музей занимает историческое здание, то там почти наверняка невозможно будет добиться полной инклюзивной доступности всего музейного пространства. И тогда   приходится разрабатывать альтернативные решения, чтобы посетители с разными потребностями могли чувствовать себя комфортно и получать необходимую информацию о музейных проектах. Участники круглого стола рассказали о своем опыте такой работы.

Мария Галкина перечислила несколько инструментов, которые использует Третьяковская галерея. «Мы разрабатываем экспозиции с альтернативными маршрутами, которые могут быть удобны посетителям с разными особенностями здоровья, например, передвигающимся в инвалидных колясках, – говорит она. – Регулярно тестируем разные сценарии посещения. Если понимаем, что какой-то этаж недоступен, то стараемся разработать печатную версию с информацией об этой выставке и разместить ее на сайте или на медиаресурсах.  Это, конечно, не решение проблемы, но всё же так мы показываем, что стараемся делать всё возможное и надеемся, что наш музей в будущем станет доступным и открытым для всех».

Эльвира Гарифулина подчеркнула: доступность музеев – это не только соответствующая архитектурная инфраструктура. Большое значение имеет и их транспортная доступность, но даже если по объективным причинам она затруднена, при желании всё равно можно найти альтернативные решения. В подтверждение Эльвира привела такой пример: «Среди наших грантополучателей есть музеи в маленьких населенных пунктах, например, в Ямало-Ненецком автономном округе.  Добраться туда можно только на вертолете, вездеходе и оленях. Понятно, что обеспечить доступность там непросто, тем более что люди в этом регионе живут порой на больших расстояниях друг от друга. И сотрудники музея придумали выездные экспозиции. Подготовили подходящие для них экспонаты, дополнительно сделали тактильные макеты и так далее. И со всем этим они приезжают к семьям, в том числе к людям серебряного возраста.  Привозят, показывают, рассказывают. Известно же: когда мы не можем изменить ситуацию, надо менять свое отношение к ней. Так и здесь. Всегда, можно найти, как стать ближе. А если не думать в этом направлении, то и уже предпринятые усилия по созданию доступной среды могут не дать результата».

Архитектор, основатель Tesler Architects Кирилл Теслер тоже рассказал об альтернативных решениях, которые ему и его коллегам уже приходилось использовать. Он подчеркнул: «Если мы не можем работать с интерьером здания, которое является объектом культурного наследия, то всегда нужно задумываться о том, что находится вокруг, на прилегающей территории. Ведь многие мероприятия можно вынести за пределы узких коридоров и маленьких залов, можно проводить их на открытых площадках: создавать арт-объекты, инсталляции, разнообразить путь от остановки транспорта до музея, уже рассказывая о его экспозиции».

Среди уличных элементов доступности Кирилл Теслер особо выделил значение детских площадок. Действительно, для семьи с разновозрастными детьми поход в музей – зачастую проблема. У младших меньше сил и более рассеянное внимание, в музее они начинают бегать по залам и усваивают далеко не всё из увиденного.

«Мы создаем детские площадки, которые рассказывают о культуре, истории, материале музея, чтобы можно было через игровой процесс погрузить ребенка в музейное пространство», – рассказывает архитектор. Кстати, если бюджет музея позволяет, то на таких площадках можно организовать присмотр за детьми, чтобы взрослые оставили ребенка на попечение тьютора, а сами посмотрели экспозицию. С другой стороны, проектировщики не забывают, что эти площадки должны быть универсальными, чтобы там могли взаимодействовать дети с разными особенностями здоровья.

«Есть такое расхожее утверждение: если мы сделаем среду удобной для детей, она будет удобной абсолютно для всех, – напоминает основатель Tesler Architects. – О своей работе я могу сказать, что это практически на сто процентов правда».

Универсальный дизайн сегодня и завтра

Большие надежды на улучшение инклюзивной доступности музейные работники связывают с повсеместным и последовательным распространением принципов универсального дизайна, при котором учтены интересы и потребности разных групп посетителей. Эти принципы могут обеспечить гибкость и инклюзивность даже в таких стесненных условиях, которые существуют в зданиях – объектах культурного наследия.  Но есть проблема. «Для адаптации музейных пространств нужно плотно работать с архитекторами, но архитекторов, разделяющих философию универсального дизайна, мало», – констатирует факт Мария Галкина.

Кирилл Теслер относит себя как раз к тем, кто эту философию разделяет. По его словам, у архитекторов существуют свои ограничения, связанные с нормативами, которые регламентируют доступность в зданиях и сооружениях и должны обязательно соблюдаться при проектировании. Однако успех каждого проекта всё равно во многом зависит от творческого подхода, от того, как архитектор сможет интерпретировать эти сухие законодательные нормы.

«У всех людей, которые пользуются архитектурными сооружениями, должны быть равные возможности, чтобы сходить в музей, посетить театр, работать в той сфере, которая нравится, – говорит Кирилл Теслер. – Поэтому задача архитекторов и строителей – создать такую среду, в которой человек сможет реализовывать свои желания. И если архитекторы прошлого стремились к тому, чтобы вывести идеальные пропорции тела человека и под них унифицировать всю проектируемую среду, то сейчас мы поняли, что нужен другой подход. Нет идеального человека. У всех разные физические возможности, активность, мобильность, рост, вес, восприятие. И даже у одного и того же человека они с возрастом изменяются. Мы родились детьми, и многое было нам недоступно. Если нам повезет, мы доживем до глубокой старости, и мы так же, как нынешние представители старшего поколения, будем плохо видеть, плохо слышать, у нас будут проблемы с опорно-двигательным аппаратом. Но это жизнь, и мне кажется, будет прекрасно, если мы в пожилом возрасте сможем со своими внуками свободно приходить в музей и рассказывать о каких-то важных моментах своей жизни».

Архитектор обратил внимание участников круглого стола на то, что спроектировать здание учреждения культуры, приспособленное под нужды людей с теми или иными особыми потребностями, гораздо сложнее, чем, например, жилой дом. Дело в том, что дома человек проводит много времени, и среда становится для него привычной, он к ней адаптируется. А вот в музей люди приходят нечасто, может быть, всего один раз в жизни. Очень важно, чтобы и архитектура музея, и подход к формированию экспозиции помогали сориентироваться, погрузиться в атмосферу музея. Поэтому музейное пространство должно быть спроектировано максимально удобным, комфортным и универсальным.

«Мы работали с разными зданиями, – рассказывает Кирилл Теслер. –   В том числе адаптировали палаты XVII века. И после обследования сделали концептуальные предложения, которые позволяют увеличить доступность с 30 до 70%. Да, это не стопроцентно доступное здание, но всё же для широкой группы посетителей становятся доступными в два раза больше пространств. И это, конечно, большой шаг».

Говоря о возможностях универсального дизайна, архитектор отметил, что современные технологии постоянно развиваются, появляются новые материалы. Благодаря этому становятся реальными решения, которые еще вчера казались невыполнимыми. Главное – избавиться от закостенелого мышления, которое мешает видеть новые возможности и реализовывать их.

Завершить отчет о том, как прошел круглый стол «Адаптация и проектирование инфраструктуры доступности в объектах культурного наследия», хочется словами Лидии Холодковой: «Доступность – это пересечение тех возможностей, которые у нас есть, и тех потребностей, которые есть у целевых аудиторий, на которые мы ориентируемся, проектируя доступную инфраструктуру. И мне кажется, что стремление к идеальности – это не всегда про доступность. Намного важнее начинать с каких-то маленьких шагов, которые мы можем сделать в рамках имеющихся возможностей».